- Регистрация
- 15.10.16
- Сообщения
- 122
- Онлайн
- 10м
- Сделки
- 0
- Нарушения
- 0 / 1
К оружию меня тянуло с детства. Постоянно носил с собой нож – не столько для безопасности, сколько ради удовольствия, завораживало от обладания им.
При первой же возможности приобрел охотничье ружье. Об охоте не думал; просто жаждал обладать настоящим оружием. Проводил часы, изучая механизм, разбирая и собирая, заряжая и разряжая. Сделал себе охотничий билет. тренировлся в тире, стрелял по тарелочкам, нравилось но постепенно забросил, убрал ружье в сейф, грело душу, что оно там лежит.
Как-то друзья позвали на охоту. Поехал, но без особого энтузиазма. Охотились с вышек. Напротив каждой вышки метрах в пятидесяти стояла кормушка с зерном. Ночью кабаны выходили погрызть зерно, полагалось в них стрелять. Всё выглядело как-то странно: неужели кабаны такие дураки – есть из кормушек, рядом с которыми их убивают? Просидел на вышке две ночи – кабаны не вышли, умные, видать, звери.
Мирно постреляли по мишеням и довольные отпрвились по домам.
Тем не менее, получив второе приглашение на охоту - поехал, на сей раз на зайцев. Обещалось - их так много, хоть руками лови! Поехали, промотались всю ночь. Увидел одного зайца, большого, матерого, выстрелил в него пять раз – ни разу не попал, потому что заяц, естественно, не ждал покорно смерти, а очень быстро драпал по какой-то неимоверной траектории. На этом охота закончилась.
Только в третий раз дело наладилось. Охотились под Астраханью. Выехали в поле на «Ниве», опять же на зайца. Огромный ушастый зверь выскочил прямо под колеса– с первого выстрела попал ему в голову. На базе мгновенно разделали тушку, потушили в сметане. Очень вкусно. Так я стал охотником...
Мало-помалу начал чувствовать движущуюся цель – угадывал траекторию, предвидел, куда она повернет, полетит, стрелял метко и вовремя. попадал в птицу каждый раз, как бы сложно она ни взлетала.
Ездил на охоту часто: и на птицу, и на зверя; и на вышки, и на загоны. Загонной охотой, динамичной, по-настоящему увлекся. Это так. Охотники выстраиваются цепочкой, загонщики на них гонят зверя. На кого он выскочит – неизвестно, всем надо быть начеку, каждый может выстрелить и попасть. В девяти случаях из десяти средний охотник промахивается, девять выстрелов из десяти – впустую; зверь уходит из загона невредимый. Я с энтузиазмом занимался загонной охотой, повышая скорость реакции и меткость, пока не попал на охоту из-под собак.
Еще более сложный способ. Собак выпускают по следу лося или кабана, охотник идет за ними. Собака находит зверя, лает, кружиться. Охотник подходит на расстояние выстрела и стреляет. Почему такая охота считается сложной? Зверь, преследуемый собаками, может уйти на многие километры, и придется их добросовестно отмахать – по лесу, болоту, сугробам, грязи. Вроде бы вот-вот, чуть-чуть! Но добыча отбегает, собаки за ней – и снова надо нагонять их. Мой рекорд ходьбы за собаками и зверем – двадцать километров. Я чуть не помер от усталости – при том, что спортивен и подготовлен; собаки чувствовали себя не лучше. Лось в тот раз все же стал моим.
Кто-то может сказать: «Двадцать километров, ерунда! Да я сорок могу пройти». Такой человек, вероятно, гулял только по дорожкам лесопарка. Двадцать километров в глухом лесу, среди бурелома, мелких болот и глубоких луж, грязи, валежника, бесконечных подъемов и спусков, порой при минусовой температуре, с тяжелым карабином и рюкзаком – испытание не для каждого.
Самая моя любимая охота – с подхода ночью. Она мало распространена; в большинстве охотхозяйств вам ее запретят. Но можно найти места, где этот вид разрешен.
Идешь по лесу ночью на место, где может быть зверь. Один. Без собак – собака спугнет добычу. Без людей. Только ты и винтовка. Находишь зверя, потихоньку подходишь к нему и стреляешь. Все сам. Один. В темноте. Можно бродить по полям, засеянным зерном; можно – вокруг тех самых вышек, отслеживая кормушки.
Эта охота насыщенна, концентрированна. Звуки, запахи, адреналин, темнота… Только ты и зверь. Пытаешься слиться с лесом, стать его частью - и слушаешь. Ты и зверь – на равных. У тебя карабин, но зверь дома, знает каждый уголок, имеет слух и обоняние лесного жителя. Ты даже не подозреваешь, что он здесь, а он уже вычислил тебя.
Конечно, охотник рискует. Зверь старается уйти от человека, он не станет нападать просто так. Но раненый крупный кабан вполне может и броситься. У охотника есть всего один выстрел. На второй надеяться нельзя: вспышка в ночи ослепит, а подстреленный секач не станет дожидаться, пока человек снова обретет способность видеть; набросится и разорвет. Удар клыками в ногу почти гарантирует разрыв артерии и смерть от кровотечения; с ударом в грудь или живот, думаю, все и так понятно.
Можно ходить на охоту вдвоем, с егерем. Но это уже не то. Да и разорванную артерию в лесу не залатает никакой егерь.
В общем, ночная охота с подхода – дело неоднозначное. Не для всех.
Я никогда не ходил на медведя специально, и в то же время нарывался на него ночью дважды. Очень плохая встреча. Медведь отлично слышит, у него сильный нюх. Опасное, агрессивное животное – не плюшевый сладкоежка Винни-Пух, сильный суровый хищник! Медведь может полакомиться ягодами или медом – в качестве лакомства. Но основная его пища – мясо! Он убивает лосей, кабанов; рвет свиней, этим и живет.
Медведь умен. Если охотник, тихо пробираясь по лесу, вдруг увидел медведя, значит, медведь наблюдает за ним уже минут десять. Главное в этот момент – понять, почему ты все еще жив. Чего хочет медведь? Напасть? Развлечься? Уйти восвояси? Нужно мгновенно принять решение: стоять неподвижно или стрелять. Убегать бесполезно: медведь бегает со скоростью 60 километров в час, когда он рванул, отстреливаться поздно. Стрелять, конечно, можно, но вреда хищнику это не принесет: попасть на бегу в точку, которая для медведя смертельна, почти нереально. Времени на второй выстрел не будет. Пуля просто разозлит несколько сотен килограммов живого веса, несущегося с огромной скоростью.
Если уж стрелять, то очень тщательно прицелившись, только в тот момент, когда медведь стоит или медленно идет.
Но и точный выстрел ничего не гарантирует: опасный зверь может пробежать с дыркой в сердце до пятисот метров. Любители иногда поучают: «Надо стрелять в голову! Наверняка уложишь на месте». Чепуха! Голова у медведя огромная: много мяса, много тяжелой кости, много шерсти, - а мозг-то маленький! От того, что пуля застрянет где-то в черепе, медведь не упадет замертво.
Не стрелять тоже опасно. Медведица, будучи с медвежонком, атакует не раздумывая. Выжидательная тактика может привести к трагедии.
Вот с таким зверем я встречался ночью два раза.
В первый раз стартовал с базы вместе с егерем, позже вышел вперед и остался один. Шел по лесу, изредка поглядывая в ночной прицел. Но постоянно смотреть в ночник невозможно: в нем все очень яркое, и после взгляда в прицел нужно какое-то время, чтобы глаз свыкся с окружающей темнотой. В этот момент зверь может подойти к тебе на опасно близкое расстояние, а ты даже подозревать этого не будешь. Поэтому смотрел в ночник, только когда казалось, что рядом кто-то есть, в остальное время ориентировался на местности благодаря легкому свету луны.
В ту ночь вовсе не думал о медведях. Была пора гона. В это время, раз в году, обычно в октябре, лоси становятся просто невменяемыми: они трубят, дерутся за самок. В такие дни охотники выходят за добычей. Егерь гудит в специальную банку, имитируя голос самца, вызывающего на бой; выбегает другой лось, и охотник в него стреляет. Нашей целью был именно лось. Не исключался и кабан: эти звери любят пастись на полях, засеянных зерном.
Лес кончился. Я вышел в поле. Остановился, поднял винтовку, осмотрелся. И только тогда увидел его – метрах в восьмидесяти. Медведь неспеша приближался ко мне.
Я выстрелил сразу, не раздумывая. Ничего не анализировал, не прикидывал. Просто увидел идущего на меня очень крупного зверя и интуитивно нажал на спуск. Попал. Он заревел, встал и побежал в мою сторону. Меня ослепило вспышкой. Я взял винтовку на уровне груди, даже не пытаясь смотреть в прицел – бегущего медведя все равно не поймаешь, да и «зайчики» от вспышки сразу заплясали перед глазами. Ждал, пока он приблизится, чтобы выстрелить в упор. Медведь замедлил шаги, он уже почти плелся. И наконец упал – метрах в двадцати от меня. Стало совсем тихо. Я не шевелился.
Подбежал егерь: «Что? Кто? Медведь??» - «Да, медведь. Вон лежит, в кустах. Зови собаку, я здесь постою». А за собакой ехать – далеко. А самим проверять, что там с медведем, - опасно. Но кого пугает опасность – тот на хищника не ходит… И вот мы со взведенными винтовками крадемся к медведю, чего делать нельзя. Егерь объясняет: «Смотри на уши. Видишь, оттопырены? Значит, мертвый. Когда уши прижаты, медведь поджидает и может кинуться. А у этого уши в стороны, он уже неживой. Не бойся! Давай я буду его держать на прицеле, а ты подойди и потыкай его винтовкой. Я егерь, стреляю хорошо – добью его, если понадобится».
Мне это не очень понравилось, и я предложил поменяться ролями: уши-то оттопырены, чего бояться! Медведь и вправду оказался мертвым, никто не пострадал.
Я попал ему прямо в сердце. Последние метры мишка пробежал с разорванным сердцем. Выстрел был больше интуитивный – и оттого правильный. Я не размышлял, не прикидывал – спонтанный всплеск, и всё закончилось.
В большинстве случаев я стреляю именно так. Практически не припомню «обдуманных» выстрелов. Просто чувствую, когда надо нажать. Внутри меня что-то говорит: «Да», - и я нажимаю. Чувствую момент. И промахов практически нет.
Рассвело. Мы вернулись на базу. Медвежье мясо сдали на проверку (все оказалось в порядке), сняли шкуру, собрали мне полный комплект охотничьих трофеев... Наступала новая ночь. И, конечно, мы снова отправились на охоту – лося-то так и не добыли!
Бродили по тем же полям, где я вчера убил медведя. Егерь указал на большой участок засеянной овсом земли посреди леса: «Здесь часто бывает крупный секач. Егерь остался достаточно далеко, на пригорке, я пошел по полю. С лесом его соединял узкий проход метров пятнадцати в ширину, а посреди прохода торчал огромный ивняк. За ним мне привиделся здоровенный секач. Увидел его почти сразу, издалека. Подошел осторожно – и вдруг потерял из виду. Где же он? Обошел куст – нет кабана. Выглянул в поле – нет кабана! Вышел совсем из-за деревьев – и след простыл! Оборачиваюсь – в тридцати метрах от меня медведь, бегущий ко мне хорошей рысью…
И снова интуитивно-машинальный выстрел. Медведь упал на месте.
Только потом проанализировал свои действия и смог объяснить самому себе, почему счел такую позицию лучшей. Тридцать метров – немного. Если я в него выстрелю и, допустим, попаду и прострелю сердце, он продолжит бежать, нападет и убьет меня. Его нужно прострелить вдоль туловища, только так возможно уложить. Когда я упал на колено, я оказался на единой линии с бегущим медведем, пуля вошла ему ровно за ухом, прошла вдоль всего туловища, перебив хребет. Медведь рухнул на землю. Всё получилось. Могло бы не получиться, если бы я стал рассуждать, бездействовать, рассматривать разные варианты… к счастью, этого не произошло, я остался невредим.
Егеря трясло: «Ты понимаешь, что он тебя чуть не убил?» - «Да. Мы завтра на лося пойдем?» Его аж передернуло: «Я с тобой никогда никуда ночью больше не пойду! Тебя убьют, а меня посадят! В моей практике впервые человек стреляет в медведя, который идет на него. Два дня подряд – такого вообще не бывает! С меня довольно».
Я слушал его и умом понимал: да, я чудом избежал смерти… два дня подряд… невероятный случай. Но никакого потрясения так и не почувствовал.
Больше я никогда не стрелял медведей и не искал встречи с ними.
Я вообще не стреляю хищников: волков или лис. Охота – не убийство. Охота – состязание. За что убивать? Красивая шкура мне не нужна. Мясо часто несъедобно, разве что один раз попробовать. Медведей я застрелил – но это был поединок: или его жизнь, или моя. А намеренно – зачем их убивать? Из-за шкуры? Повесить на стену и выпендриваться?
Я стреляю в животных, которых потом употребляю в пищу. Ничего не пропадает. Кабан, лось, косуля, олень - здоровая экологичная еда, которую я привожу домой, могу угостить друзей. А охотничьи понты меня никогда не интересовали...
При первой же возможности приобрел охотничье ружье. Об охоте не думал; просто жаждал обладать настоящим оружием. Проводил часы, изучая механизм, разбирая и собирая, заряжая и разряжая. Сделал себе охотничий билет. тренировлся в тире, стрелял по тарелочкам, нравилось но постепенно забросил, убрал ружье в сейф, грело душу, что оно там лежит.
Как-то друзья позвали на охоту. Поехал, но без особого энтузиазма. Охотились с вышек. Напротив каждой вышки метрах в пятидесяти стояла кормушка с зерном. Ночью кабаны выходили погрызть зерно, полагалось в них стрелять. Всё выглядело как-то странно: неужели кабаны такие дураки – есть из кормушек, рядом с которыми их убивают? Просидел на вышке две ночи – кабаны не вышли, умные, видать, звери.
Мирно постреляли по мишеням и довольные отпрвились по домам.
Тем не менее, получив второе приглашение на охоту - поехал, на сей раз на зайцев. Обещалось - их так много, хоть руками лови! Поехали, промотались всю ночь. Увидел одного зайца, большого, матерого, выстрелил в него пять раз – ни разу не попал, потому что заяц, естественно, не ждал покорно смерти, а очень быстро драпал по какой-то неимоверной траектории. На этом охота закончилась.
Только в третий раз дело наладилось. Охотились под Астраханью. Выехали в поле на «Ниве», опять же на зайца. Огромный ушастый зверь выскочил прямо под колеса– с первого выстрела попал ему в голову. На базе мгновенно разделали тушку, потушили в сметане. Очень вкусно. Так я стал охотником...
Мало-помалу начал чувствовать движущуюся цель – угадывал траекторию, предвидел, куда она повернет, полетит, стрелял метко и вовремя. попадал в птицу каждый раз, как бы сложно она ни взлетала.
Ездил на охоту часто: и на птицу, и на зверя; и на вышки, и на загоны. Загонной охотой, динамичной, по-настоящему увлекся. Это так. Охотники выстраиваются цепочкой, загонщики на них гонят зверя. На кого он выскочит – неизвестно, всем надо быть начеку, каждый может выстрелить и попасть. В девяти случаях из десяти средний охотник промахивается, девять выстрелов из десяти – впустую; зверь уходит из загона невредимый. Я с энтузиазмом занимался загонной охотой, повышая скорость реакции и меткость, пока не попал на охоту из-под собак.
Еще более сложный способ. Собак выпускают по следу лося или кабана, охотник идет за ними. Собака находит зверя, лает, кружиться. Охотник подходит на расстояние выстрела и стреляет. Почему такая охота считается сложной? Зверь, преследуемый собаками, может уйти на многие километры, и придется их добросовестно отмахать – по лесу, болоту, сугробам, грязи. Вроде бы вот-вот, чуть-чуть! Но добыча отбегает, собаки за ней – и снова надо нагонять их. Мой рекорд ходьбы за собаками и зверем – двадцать километров. Я чуть не помер от усталости – при том, что спортивен и подготовлен; собаки чувствовали себя не лучше. Лось в тот раз все же стал моим.
Кто-то может сказать: «Двадцать километров, ерунда! Да я сорок могу пройти». Такой человек, вероятно, гулял только по дорожкам лесопарка. Двадцать километров в глухом лесу, среди бурелома, мелких болот и глубоких луж, грязи, валежника, бесконечных подъемов и спусков, порой при минусовой температуре, с тяжелым карабином и рюкзаком – испытание не для каждого.
Самая моя любимая охота – с подхода ночью. Она мало распространена; в большинстве охотхозяйств вам ее запретят. Но можно найти места, где этот вид разрешен.
Идешь по лесу ночью на место, где может быть зверь. Один. Без собак – собака спугнет добычу. Без людей. Только ты и винтовка. Находишь зверя, потихоньку подходишь к нему и стреляешь. Все сам. Один. В темноте. Можно бродить по полям, засеянным зерном; можно – вокруг тех самых вышек, отслеживая кормушки.
Эта охота насыщенна, концентрированна. Звуки, запахи, адреналин, темнота… Только ты и зверь. Пытаешься слиться с лесом, стать его частью - и слушаешь. Ты и зверь – на равных. У тебя карабин, но зверь дома, знает каждый уголок, имеет слух и обоняние лесного жителя. Ты даже не подозреваешь, что он здесь, а он уже вычислил тебя.
Конечно, охотник рискует. Зверь старается уйти от человека, он не станет нападать просто так. Но раненый крупный кабан вполне может и броситься. У охотника есть всего один выстрел. На второй надеяться нельзя: вспышка в ночи ослепит, а подстреленный секач не станет дожидаться, пока человек снова обретет способность видеть; набросится и разорвет. Удар клыками в ногу почти гарантирует разрыв артерии и смерть от кровотечения; с ударом в грудь или живот, думаю, все и так понятно.
Можно ходить на охоту вдвоем, с егерем. Но это уже не то. Да и разорванную артерию в лесу не залатает никакой егерь.
В общем, ночная охота с подхода – дело неоднозначное. Не для всех.
Я никогда не ходил на медведя специально, и в то же время нарывался на него ночью дважды. Очень плохая встреча. Медведь отлично слышит, у него сильный нюх. Опасное, агрессивное животное – не плюшевый сладкоежка Винни-Пух, сильный суровый хищник! Медведь может полакомиться ягодами или медом – в качестве лакомства. Но основная его пища – мясо! Он убивает лосей, кабанов; рвет свиней, этим и живет.
Медведь умен. Если охотник, тихо пробираясь по лесу, вдруг увидел медведя, значит, медведь наблюдает за ним уже минут десять. Главное в этот момент – понять, почему ты все еще жив. Чего хочет медведь? Напасть? Развлечься? Уйти восвояси? Нужно мгновенно принять решение: стоять неподвижно или стрелять. Убегать бесполезно: медведь бегает со скоростью 60 километров в час, когда он рванул, отстреливаться поздно. Стрелять, конечно, можно, но вреда хищнику это не принесет: попасть на бегу в точку, которая для медведя смертельна, почти нереально. Времени на второй выстрел не будет. Пуля просто разозлит несколько сотен килограммов живого веса, несущегося с огромной скоростью.
Если уж стрелять, то очень тщательно прицелившись, только в тот момент, когда медведь стоит или медленно идет.
Но и точный выстрел ничего не гарантирует: опасный зверь может пробежать с дыркой в сердце до пятисот метров. Любители иногда поучают: «Надо стрелять в голову! Наверняка уложишь на месте». Чепуха! Голова у медведя огромная: много мяса, много тяжелой кости, много шерсти, - а мозг-то маленький! От того, что пуля застрянет где-то в черепе, медведь не упадет замертво.
Не стрелять тоже опасно. Медведица, будучи с медвежонком, атакует не раздумывая. Выжидательная тактика может привести к трагедии.
Вот с таким зверем я встречался ночью два раза.
В первый раз стартовал с базы вместе с егерем, позже вышел вперед и остался один. Шел по лесу, изредка поглядывая в ночной прицел. Но постоянно смотреть в ночник невозможно: в нем все очень яркое, и после взгляда в прицел нужно какое-то время, чтобы глаз свыкся с окружающей темнотой. В этот момент зверь может подойти к тебе на опасно близкое расстояние, а ты даже подозревать этого не будешь. Поэтому смотрел в ночник, только когда казалось, что рядом кто-то есть, в остальное время ориентировался на местности благодаря легкому свету луны.
В ту ночь вовсе не думал о медведях. Была пора гона. В это время, раз в году, обычно в октябре, лоси становятся просто невменяемыми: они трубят, дерутся за самок. В такие дни охотники выходят за добычей. Егерь гудит в специальную банку, имитируя голос самца, вызывающего на бой; выбегает другой лось, и охотник в него стреляет. Нашей целью был именно лось. Не исключался и кабан: эти звери любят пастись на полях, засеянных зерном.
Лес кончился. Я вышел в поле. Остановился, поднял винтовку, осмотрелся. И только тогда увидел его – метрах в восьмидесяти. Медведь неспеша приближался ко мне.
Я выстрелил сразу, не раздумывая. Ничего не анализировал, не прикидывал. Просто увидел идущего на меня очень крупного зверя и интуитивно нажал на спуск. Попал. Он заревел, встал и побежал в мою сторону. Меня ослепило вспышкой. Я взял винтовку на уровне груди, даже не пытаясь смотреть в прицел – бегущего медведя все равно не поймаешь, да и «зайчики» от вспышки сразу заплясали перед глазами. Ждал, пока он приблизится, чтобы выстрелить в упор. Медведь замедлил шаги, он уже почти плелся. И наконец упал – метрах в двадцати от меня. Стало совсем тихо. Я не шевелился.
Подбежал егерь: «Что? Кто? Медведь??» - «Да, медведь. Вон лежит, в кустах. Зови собаку, я здесь постою». А за собакой ехать – далеко. А самим проверять, что там с медведем, - опасно. Но кого пугает опасность – тот на хищника не ходит… И вот мы со взведенными винтовками крадемся к медведю, чего делать нельзя. Егерь объясняет: «Смотри на уши. Видишь, оттопырены? Значит, мертвый. Когда уши прижаты, медведь поджидает и может кинуться. А у этого уши в стороны, он уже неживой. Не бойся! Давай я буду его держать на прицеле, а ты подойди и потыкай его винтовкой. Я егерь, стреляю хорошо – добью его, если понадобится».
Мне это не очень понравилось, и я предложил поменяться ролями: уши-то оттопырены, чего бояться! Медведь и вправду оказался мертвым, никто не пострадал.
Я попал ему прямо в сердце. Последние метры мишка пробежал с разорванным сердцем. Выстрел был больше интуитивный – и оттого правильный. Я не размышлял, не прикидывал – спонтанный всплеск, и всё закончилось.
В большинстве случаев я стреляю именно так. Практически не припомню «обдуманных» выстрелов. Просто чувствую, когда надо нажать. Внутри меня что-то говорит: «Да», - и я нажимаю. Чувствую момент. И промахов практически нет.
Рассвело. Мы вернулись на базу. Медвежье мясо сдали на проверку (все оказалось в порядке), сняли шкуру, собрали мне полный комплект охотничьих трофеев... Наступала новая ночь. И, конечно, мы снова отправились на охоту – лося-то так и не добыли!
Бродили по тем же полям, где я вчера убил медведя. Егерь указал на большой участок засеянной овсом земли посреди леса: «Здесь часто бывает крупный секач. Егерь остался достаточно далеко, на пригорке, я пошел по полю. С лесом его соединял узкий проход метров пятнадцати в ширину, а посреди прохода торчал огромный ивняк. За ним мне привиделся здоровенный секач. Увидел его почти сразу, издалека. Подошел осторожно – и вдруг потерял из виду. Где же он? Обошел куст – нет кабана. Выглянул в поле – нет кабана! Вышел совсем из-за деревьев – и след простыл! Оборачиваюсь – в тридцати метрах от меня медведь, бегущий ко мне хорошей рысью…
И снова интуитивно-машинальный выстрел. Медведь упал на месте.
Только потом проанализировал свои действия и смог объяснить самому себе, почему счел такую позицию лучшей. Тридцать метров – немного. Если я в него выстрелю и, допустим, попаду и прострелю сердце, он продолжит бежать, нападет и убьет меня. Его нужно прострелить вдоль туловища, только так возможно уложить. Когда я упал на колено, я оказался на единой линии с бегущим медведем, пуля вошла ему ровно за ухом, прошла вдоль всего туловища, перебив хребет. Медведь рухнул на землю. Всё получилось. Могло бы не получиться, если бы я стал рассуждать, бездействовать, рассматривать разные варианты… к счастью, этого не произошло, я остался невредим.
Егеря трясло: «Ты понимаешь, что он тебя чуть не убил?» - «Да. Мы завтра на лося пойдем?» Его аж передернуло: «Я с тобой никогда никуда ночью больше не пойду! Тебя убьют, а меня посадят! В моей практике впервые человек стреляет в медведя, который идет на него. Два дня подряд – такого вообще не бывает! С меня довольно».
Я слушал его и умом понимал: да, я чудом избежал смерти… два дня подряд… невероятный случай. Но никакого потрясения так и не почувствовал.
Больше я никогда не стрелял медведей и не искал встречи с ними.
Я вообще не стреляю хищников: волков или лис. Охота – не убийство. Охота – состязание. За что убивать? Красивая шкура мне не нужна. Мясо часто несъедобно, разве что один раз попробовать. Медведей я застрелил – но это был поединок: или его жизнь, или моя. А намеренно – зачем их убивать? Из-за шкуры? Повесить на стену и выпендриваться?
Я стреляю в животных, которых потом употребляю в пищу. Ничего не пропадает. Кабан, лось, косуля, олень - здоровая экологичная еда, которую я привожу домой, могу угостить друзей. А охотничьи понты меня никогда не интересовали...
